Неточные совпадения
По праздникам его иногда видели в трактире, но он никогда не присаживался, а торопливо выпивал за стойкой стакан водки и
уходил, коротко бросая по сторонам: «да», «нет», «здравствуйте», «прощай», «помаленьку» — на все обращения и кивки
соседей.
Матрена. Тут близехонько. Только он не прямо ходит, а круг большой делает, чтобы
соседям виду не показать. Таково далеко
уйдет, да потом и воротится переулками: глаза отводит.
Но Райский раза три повел его туда. Леонтий не обращал внимания на Ульяну Андреевну и жадно ел, чавкая вслух и думая о другом, и потом робко
уходил домой, не говоря ни с кем, кроме
соседа, то есть Райского.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль. Девушки и парни в венках. Старики и старухи кучками сидят под кустами и угощаются брагой и пряниками. В первом кругу ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка, в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия в играх, то показывается между народом, то
уходит в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их
соседей сидят под кустом и пьют пиво. Царь со свитой смотрит издали на играющих.
Этот страшный вопрос повторялся в течение дня беспрерывно. По-видимому, несчастная даже в самые тяжелые минуты не забывала о дочери, и мысль, что единственное и страстно любимое детище обязывается жить с срамной и пьяной матерью, удвоивала ее страдания. В трезвые промежутки она не раз настаивала, чтобы дочь, на время запоя,
уходила к
соседям, но последняя не соглашалась.
И сама побежала с ним. Любовник в это время
ушел, а
сосед всю эту историю видел и рассказал ее в селе, а там односельчане привезли в Москву и дразнили несчастного до старости… Иногда даже плакал старик.
В такие вечера горничные
уходили на кухню или даже к
соседям, а с нами оставалась старая нянька, которая тоже засыпала.
Когда его жена
уходила на платформу освежиться, он рассказывал такие вещи, от которых генерал расплывался в блаженную улыбку, помещик ржал, колыхая черноземным животом, а подпоручик, только год выпущенный из училища, безусый мальчик, едва сдерживая смех и любопытство, отворачивался в сторону, чтобы
соседи, не видели, что он краснеет.
Через полчаса его уже нет; он все выпил и съел, что видел его глаз, и
ушел за другим двугривенным, который уже давно заприметил в кармане у вашего
соседа.
— Взбудоражил, наконец, я моих хохлов, потребовали майора. А я еще с утра у
соседа жулик [Нож. (Примеч. автора.)] спросил, взял да и спрятал, значит, на случай. Рассвирепел майор. Едет. Ну, говорю, не трусить, хохлы! А у них уж душа в пятки
ушла; так и трясутся. Вбежал майор; пьяный. «Кто здесь! Как здесь! Я царь, я и бог!»
Он обращался к своему
соседу, тот ответил ему пьяной улыбкой. Ухтищев тоже был пьян. Посоловевшими глазами глядя в лицо своей дамы, он что-то бормотал. Дама с птичьим лицом клевала конфеты, держа коробку под носом у себя. Павленька
ушла на край плота и, стоя там, кидала в воду корки апельсина.
Простились
соседи;
ушел Василий, и долго его не было. Жена за него работала, день и ночь не спала; извелась совсем, поджидаючи мужа. На третий день проехала ревизия: паровоз, вагон багажный и два первого класса, а Василия все нет. На четвертый день увидел Семен его хозяйку: лицо от слез пухлое, глаза красные.
Он исполнил это довольно затейливо: он не ел несколько дней сряду и, чувствуя, что начинает слабеть, рассчитал и отпустил своего наемного слугу, сказал своим
соседям, что на три дня уезжает, запер снаружи свою комнату и, точно,
ушел перед вечером; но в ту же ночь воротился и заперся изнутри.
Мои провожатые прошли весь дворик. Входная дверь была в конце. Вступая в нее, я ждал увидеть длинный коридор и уже предвкушал интересные минуты первого знакомства с моими будущими
соседями. Вот, казалось мне, захлопнется дверь коридора, провожатые
уйдут, я подойду к своей двери с круглым глазком и прислушаюсь. И наверное, услышу какое-нибудь приветствие или вопрос...
Ну, и что же? Если я и проживу еще дней пять-шесть, что будет из этого? Наши
ушли, болгары разбежались. Дороги близко нет. Все равно — умирать. Только вместо трехдневной агонии я сделал себе недельную. Не лучше ли кончить? Около моего
соседа лежит его ружье, отличное английское произведение. Стоит только протянуть руку; потом — один миг, и конец. Патроны валяются тут же, кучею. Он не успел выпустить всех.
Михайла (хватает шапку и быстро
уходит с
соседом), Догнать надо. Вишь, шельмец. Он это.
С раннего утра больше половины матерей и белиц из Манефиной обители
ушли к
соседям праздновать, но, как ни упрашивала мать Таисея самое Манефу не забыть прежней любви, в такой великий день посетить их обитель, она не пошла, ссылаясь на усталость и нездоровье…
Мужик спешит точить нож и, пощупав его на ладони,
уходит звать на помощь
соседа.
После ужина ороч и его жена
ушли к
соседям, предоставив в наше распоряжение всю юрту.
Милица больна; ее рана загноилась… Опасность заражения крови… Она бредит и стонет. Игорь, навещающий своего товарища и друга, каждый раз в отчаянии
уходит отсюда. Она не узнает его… Не узнает никого: ни капитана, находящегося тут же рядом, на соседней койке и потерявшего ногу, отнятую у него по колено, ни Онуфриева, своего верного дядьку, другого
соседа по койке.
— Она
ушла гулять с детьми, а потом пройдет к
соседям! — ответил он.
Спавший Михайло не шевельнулся. Фельдшер махнул рукой и
ушел. В ожидании доктора Пашка осматривал своего соседа-старика. Старик не переставая кашлял и плевал в кружку; кашель у него был протяжный, скрипучий. Пашке понравилась одна особенность старика: когда он, кашляя, вдыхал в себя воздух, то в груди его что-то свистело и пело на разные голоса.
Когда смотритель
ушел, Светлогуб переговорился стуками с
соседями о том, что был смотритель и ничего не сказал нового, а только принес Евангелие, и
сосед ответил, что и ему тоже.
Дукач пошел домой и очень удивился, что ни у него, ни у кого из
соседей, ни в одной хате уже не было огня. Очевидно, что ночи уже
ушло много. Неужели же и о сю пору Агап и Керасивна с ребенком еще не вернулись?
Так-то налим отвязался и
ушел или был скраден злыми
соседями, а я вместо него попался на шворку, и затем о преподобном попе Маркеле и о его процентных операциях никакого разговора, сдается мне, у отца моего с архиереем совсем не было, а для меня с сей поры кончилось время счастливого и беззаботного детства, и началось новое житье при архиерейском доме, где я получил воспитание и образование по сокращенному методу, на манер принца, и участвовал в наипышнейших священнодействиях, занимая самые привлекающие внимание должности.